ПОСМОТРИТЕ, КАКАЯ У ТАНИ СТАЛА АНАХАТА!
Возле костра, к которому я вернулась отдохнуть, Владимир подошёл ко мне, разглядывая.
— Посмотрите, какая у Тани стала анахата, — сказал он, обращаясь к остальным. — Когда ты пришла к нам впервые — она была вот такая: — он изобразил руками шар сантиметров в двадцать в диаметре. — А теперь — вот! Раскрылся цветок из бутона! Твоя анахата — даже при расслабленном состоянии сознания — больше не помещается в грудной клетке, намного выступает за пределы тела! Теперь уже это — не просто анахата, а истинное духовное сердце!
Все за меня радовались:
— Вот — что значит Хуанито!
— Такой молодой и красивый Вождь, всё-таки! — добавила Лариса — и мы засмеялись.
… Но вскоре я опять стала замерзать, уже даже возле костра. Беспокоили, в основном, пальцы ног.
Поэтому, следующая медитация, которую показал Владимир, давалась с трудом. Надо было духовным сердцем, как ярким фонарём или прожектором, светить над открывающимися просторами. И потом — заполнять эти просторы собой, сливаясь с их красотой.
Заметив, видимо, что у меня плохо получается, Владимир подсказал, что сливаться надо не иначе, как в состоянии любви.
Я пробовала. То, на что я смотрела, действительно было бесконечно красиво, но вспышки моей любви сочетались… с ознобом всего тела.
— Да, — заметил Владимир, — если холодно, то никакой любви не получается.
Мы вернулись к костру. И вдруг… Владимир предложил мне… встать босиком на снег!…
Он сам спокойно снял сапоги, которые были надеты на босые ноги, — и… встал в снег, предлагая мне проделать то же самое…
Поскольку мне всегда было интересно пробовать всё новое и незнакомое, да к тому же ещё полезное, да ещё если это говорил Владимир, — то я повторила всё за ним…
Ступням, понятно, было холодно, но и, почему-то, смешно… Такой оказалась реакция моего организма на «позитивный стресс».
— Опустись в анахату, — говорил он. — Теперь совсем ведь не холодно, правда?
«Спрятавшись» всем сознанием в анахату, мне удавалось действительно даже вовсе не ощущать ног. Но потом они меня снова отвлекали, и снова я удерживалась как можно дольше в анахате.
В итоге, мы простояли босиком на снегу минут десять или пятнадцать. Владимиру, похоже, это было вполне привычно, он не ощущал от этого никаких неудобств. А я… — даже не знаю, как об этом сказать… — принимала, что ли, этот навык в свой жизненный опыт… Надо будет потренироваться, когда придёт следующая зима…
… Отдохнув у костра, я стала повторять и закреплять все пройденные упражнения. Сложнее всего давалось держание на ладонях — моря, рыбок, птичек… Я вытягивала руки сознания настолько, насколько хватало ощущений… От этих упражнений я уставала быстрее всего, даже начинала глубоко дышать, как будто только что поднималась по крутому склону…
Владимир помог мне, показав ещё одно место, откуда удобнее всего исполнять такие упражнения. Там оказалось гораздо комфортнее и теплее, эмоции любви появлялись гораздо легче. Делая передышки на несколько секунд, я потом начинала всё по-новому. И лишь когда медитации потеряли свою чёткость и ослабли эмоции, я вернулась к костру.
Владимир молча улыбался. Он почти никогда не смеялся вслух, а просто излучал спокойную радость — глазами, улыбкой, лицом, всем своим существом. Я видела всего один раз, когда он расхохотался вместе со всеми, это было после рассказа о виденной мною фотографии, где православный «батюшка» в рясе, стоя на обочине шоссе, выставил объявление: «Освящаю бензин!».
… Вскоре пришло время нам покинуть место Хуанито и двинуться на электричку. Мы шли по прибрежному песку, а в воде отражались солнечные лучики.
Аня спросила, не заметила ли я, как лебедь, которого я держала на своей ладошке и старалась наполнить своей любовью, вдруг начал плыть в мою сторону? Я ответила, что просто этого не видела из-за плохого зрения, я лишь пыталась удержать ладошку как можно дольше, пытаясь почувствовать, где могут находиться птицы, — и дарить им любовь и тепло. Тогда она улыбнулась и заметила, что, судя по тому, как я легко научилась видеть, восстановить полностью зрение у меня есть все шансы.
… Мы сошли с электрички и спокойным шагом направились домой. В голове гудело, болели мышцы, но состояние облегчения и радости, уюта и покоя заслоняли собой всё. Мы разговаривали, смеялись, причём не было сказано ни одного праздного слова, ни одного предложения, которое не имело бы отношения к Богу, жизни ради Него, для Него. Всё это было так естественно, словно говорилось о самых простых ежедневных бытовых делах. Но ведь это и была их повседневная жизнь. И я надеялась, что такой же станет и моя.
… Мы снова коснулись темы восстановления зрения. И Аня рассказала историю про одну из бывших учениц их Школы:
— Ездила к нам одна хорошая девушка… У неё зрение было намного хуже, чем у тебя — до минус восьми. Но на месте силы Еремея она смогла улучшить зрение до минус трёх.
— И где же она теперь? — любопытствовала я.
— Она сейчас не с нами: Владимиру пришлось отстранить её. Не прошла испытание: влюбилась в юношу, своего ученика. Но этот юноша с какого-то момента не смог осиливать интеллектуально очередные ступени. И, несмотря на многочисленные предупреждения о том, что он не способен двигаться дальше, она осталась с ним, фактически предпочтя его — Богу. А потом она ещё очень обижалась на нас, что мы её, мол, не поняли, что она может любить и его, и Бога одновременно…
— И что же случилось дальше? — не унималась я. Это было для меня совершенно непостижимо: дойти до таких высот, познать напрямую Любовь Бога — и вдруг увлечься «земными» отношениями!
— Он был намного моложе её, — продолжила Аня. — Они побыли два или три года вместе — и расстались. Но за это время она потеряла все свои позитивные наработки в духовном совершенствовании…
Такой исход невероятным мне не казался, я не удивилась.
— А ты не назовёшь её имя?
— Ольга…
… Дома мы вкусно поужинали. Особенно я нахваливала жареные ежовики, которые Аня хранила в засушенном виде, а теперь размочила и поджарила.
Уединившись после ужина в комнате, я снова вспомнила об истории с Ольгой. А возможно ли, чтобы такое случилось и со мной?
Как-то давно, перечитывая Новый Завет и представляя Иисуса таким, каким Он мог быть, как Он общался с людьми, как играл с детьми, — я вдруг подумала, что, если бы была рядом с Ним, то обязательно бы влюбилась в Него! Но — той «земной» любовью, поскольку о другой у меня представления тогда ещё не было. Но я тут же отругала себя за эту мысль: ведь в православии так любить Бога не положено!…
О Марии Магдалине я знала в те годы только то, что Иисус спас её от избиения камнями. Но о том, что она стала впоследствии Его спутницей, прочла лишь годы спустя…
>>>
— Посмотрите, какая у Тани стала анахата, — сказал он, обращаясь к остальным. — Когда ты пришла к нам впервые — она была вот такая: — он изобразил руками шар сантиметров в двадцать в диаметре. — А теперь — вот! Раскрылся цветок из бутона! Твоя анахата — даже при расслабленном состоянии сознания — больше не помещается в грудной клетке, намного выступает за пределы тела! Теперь уже это — не просто анахата, а истинное духовное сердце!
Все за меня радовались:
— Вот — что значит Хуанито!
— Такой молодой и красивый Вождь, всё-таки! — добавила Лариса — и мы засмеялись.
… Но вскоре я опять стала замерзать, уже даже возле костра. Беспокоили, в основном, пальцы ног.
Поэтому, следующая медитация, которую показал Владимир, давалась с трудом. Надо было духовным сердцем, как ярким фонарём или прожектором, светить над открывающимися просторами. И потом — заполнять эти просторы собой, сливаясь с их красотой.
Заметив, видимо, что у меня плохо получается, Владимир подсказал, что сливаться надо не иначе, как в состоянии любви.
Я пробовала. То, на что я смотрела, действительно было бесконечно красиво, но вспышки моей любви сочетались… с ознобом всего тела.
— Да, — заметил Владимир, — если холодно, то никакой любви не получается.
Мы вернулись к костру. И вдруг… Владимир предложил мне… встать босиком на снег!…
Он сам спокойно снял сапоги, которые были надеты на босые ноги, — и… встал в снег, предлагая мне проделать то же самое…
Поскольку мне всегда было интересно пробовать всё новое и незнакомое, да к тому же ещё полезное, да ещё если это говорил Владимир, — то я повторила всё за ним…
Ступням, понятно, было холодно, но и, почему-то, смешно… Такой оказалась реакция моего организма на «позитивный стресс».
— Опустись в анахату, — говорил он. — Теперь совсем ведь не холодно, правда?
«Спрятавшись» всем сознанием в анахату, мне удавалось действительно даже вовсе не ощущать ног. Но потом они меня снова отвлекали, и снова я удерживалась как можно дольше в анахате.
В итоге, мы простояли босиком на снегу минут десять или пятнадцать. Владимиру, похоже, это было вполне привычно, он не ощущал от этого никаких неудобств. А я… — даже не знаю, как об этом сказать… — принимала, что ли, этот навык в свой жизненный опыт… Надо будет потренироваться, когда придёт следующая зима…
… Отдохнув у костра, я стала повторять и закреплять все пройденные упражнения. Сложнее всего давалось держание на ладонях — моря, рыбок, птичек… Я вытягивала руки сознания настолько, насколько хватало ощущений… От этих упражнений я уставала быстрее всего, даже начинала глубоко дышать, как будто только что поднималась по крутому склону…
Владимир помог мне, показав ещё одно место, откуда удобнее всего исполнять такие упражнения. Там оказалось гораздо комфортнее и теплее, эмоции любви появлялись гораздо легче. Делая передышки на несколько секунд, я потом начинала всё по-новому. И лишь когда медитации потеряли свою чёткость и ослабли эмоции, я вернулась к костру.
Владимир молча улыбался. Он почти никогда не смеялся вслух, а просто излучал спокойную радость — глазами, улыбкой, лицом, всем своим существом. Я видела всего один раз, когда он расхохотался вместе со всеми, это было после рассказа о виденной мною фотографии, где православный «батюшка» в рясе, стоя на обочине шоссе, выставил объявление: «Освящаю бензин!».
… Вскоре пришло время нам покинуть место Хуанито и двинуться на электричку. Мы шли по прибрежному песку, а в воде отражались солнечные лучики.
Аня спросила, не заметила ли я, как лебедь, которого я держала на своей ладошке и старалась наполнить своей любовью, вдруг начал плыть в мою сторону? Я ответила, что просто этого не видела из-за плохого зрения, я лишь пыталась удержать ладошку как можно дольше, пытаясь почувствовать, где могут находиться птицы, — и дарить им любовь и тепло. Тогда она улыбнулась и заметила, что, судя по тому, как я легко научилась видеть, восстановить полностью зрение у меня есть все шансы.
… Мы сошли с электрички и спокойным шагом направились домой. В голове гудело, болели мышцы, но состояние облегчения и радости, уюта и покоя заслоняли собой всё. Мы разговаривали, смеялись, причём не было сказано ни одного праздного слова, ни одного предложения, которое не имело бы отношения к Богу, жизни ради Него, для Него. Всё это было так естественно, словно говорилось о самых простых ежедневных бытовых делах. Но ведь это и была их повседневная жизнь. И я надеялась, что такой же станет и моя.
… Мы снова коснулись темы восстановления зрения. И Аня рассказала историю про одну из бывших учениц их Школы:
— Ездила к нам одна хорошая девушка… У неё зрение было намного хуже, чем у тебя — до минус восьми. Но на месте силы Еремея она смогла улучшить зрение до минус трёх.
— И где же она теперь? — любопытствовала я.
— Она сейчас не с нами: Владимиру пришлось отстранить её. Не прошла испытание: влюбилась в юношу, своего ученика. Но этот юноша с какого-то момента не смог осиливать интеллектуально очередные ступени. И, несмотря на многочисленные предупреждения о том, что он не способен двигаться дальше, она осталась с ним, фактически предпочтя его — Богу. А потом она ещё очень обижалась на нас, что мы её, мол, не поняли, что она может любить и его, и Бога одновременно…
— И что же случилось дальше? — не унималась я. Это было для меня совершенно непостижимо: дойти до таких высот, познать напрямую Любовь Бога — и вдруг увлечься «земными» отношениями!
— Он был намного моложе её, — продолжила Аня. — Они побыли два или три года вместе — и расстались. Но за это время она потеряла все свои позитивные наработки в духовном совершенствовании…
Такой исход невероятным мне не казался, я не удивилась.
— А ты не назовёшь её имя?
— Ольга…
… Дома мы вкусно поужинали. Особенно я нахваливала жареные ежовики, которые Аня хранила в засушенном виде, а теперь размочила и поджарила.
Уединившись после ужина в комнате, я снова вспомнила об истории с Ольгой. А возможно ли, чтобы такое случилось и со мной?
Как-то давно, перечитывая Новый Завет и представляя Иисуса таким, каким Он мог быть, как Он общался с людьми, как играл с детьми, — я вдруг подумала, что, если бы была рядом с Ним, то обязательно бы влюбилась в Него! Но — той «земной» любовью, поскольку о другой у меня представления тогда ещё не было. Но я тут же отругала себя за эту мысль: ведь в православии так любить Бога не положено!…
О Марии Магдалине я знала в те годы только то, что Иисус спас её от избиения камнями. Но о том, что она стала впоследствии Его спутницей, прочла лишь годы спустя…
>>>
Комментариев нет:
Отправить комментарий